Книги
Философия
Жизнь по Кьеркегору

Кьеркегор

НАРКОТИЧЕСКАЯ ЭТИКА

 к страданию. Страдание — не только сущее неизбежное, но и должное, необходимое. Его следует не только терпеть, но и желать. «Да будет благословенно страдание!..» — воскли­цает Кьеркегор (цит. по: 50, 59). Здесь об­наруживается коренная противоположность религиозно-этической стадии и эстетической, нетерпимой к страданию, непримиримо борю­щейся с ним и побеждаемой им.

Кьеркегор утверждает, что, не только сми­рившись   перед   страданием,   но   и   возлюбив его, мы достигаем такого уровня существова­ния,    которое    возносится    над    всяким    не­счастьем и превосходит всякое счастье (см.6, 16,  II,   152).  В  таком случае, заключает он, задача   состоит   не   в   том,   чтобы   избегать страдания, облегчать жизнь,  а в том,  чтобы усложнять,   затруднять   жизнь,   всячески  ме­шать  своему   и   чужому  счастью   (см.   16,   I, 177),   побуждая   жить,   «дыша   страданием» (6, 16, II, 144). Превращая страдание во бла­го, мы преодолеваем антиномию несчастья и счастья.   Выбор,   определяющий   моральную норму, направлен здесь на отношение к стра­данию. Негативному отношению, характерно­му  для  эстетической  стадии,  противопостав­ляется позитивное отношение.

Апология страдания ставит Кьеркегора вне рядов теологов, на протяжении столетий прилагавших все старания для обоснования теодицеи — для оправдания бога за царящие в мире зло, несправедливость, страдания. В отличие от тех авторов теодицей, которые отрицали реальность зла в мире, ссылаясь на несовершенство человеческого разумения, и уверяли, что мы живем в лучшем из возможных миров, всячески стремясь реабили­тировать бесконечные божественные всемо­гущество, мудрость и благость, Кьеркегор вовсе не отрицает, что мир полон зла и стра­дания. Бог не нуждается в оправдании его человеком, и вера в него не допускает крити­ческой оценки его воли. Она требует прекло­нения перед творцом всего, что есть, таким, каково оно есть. Вера в бога не допускает сомнения, ее ничто не в состоянии поколебать. И «если даже взорвется весь мир и распла­вятся все элементы, ты должен верить» (6, 17, 139).

Законченный фидеизм несовместим с тео­дицеей. Наш разум не может быть ни проку­рором, ни защитником,  ни тем более судьей всевышнего.   Любовь   к   богу   должна   быть безусловной. Никакие страдания, лишения и невзгоды, никакие испытания и муки не мо­гут  ее поколебать  или умалить.  Библейский миф о многострадальном Иове для Кьеркего­ра —  парадигма  такой  любви.   Разве,  предо­ставив  человеку  свободу  выбора   (и  тем  са­мым выбора своего отношения к страданию), бог   не   одарил   его   высшим   даром?   «Весь вопрос об отношении божественной благодати и  всемогущества  ко  злу  может  быть,  пожа­луй...   разрешен   очень   просто:   высшее,   что вообще может быть сделано для всякого су­щества,— это   сделать   его   свободным»    (7, 239).  А коль  скоро это  существо  свободно, т. е. вольно жить как ему самому угодно, ни­какие претензии к его создателю недопусти­мы.   Ведь   само   страдание   при   правильном выборе становится источником добра и блага.

Единичный противостоит здесь не общему, а абсолютному. Грех опре­деляется не отношением между людьми, ка­ким  является  этическое  отношение,  а  отно­шением человека к богу, непричастному к меж­человеческим отношениям. Мы подошли здесь вплотную   к   уяснению   того,   что   по   сути дела является главным, решающим для пони­мания принципиального отличия религиозной стадии  существования,  проповедуемой Кьеркегором,   от   вытесняемой   и   отвергаемой   им этической стадии. С этой точки зрения фор­мула  антропологического гуманизма,  выдви­нутая Фейербахом, согласно которой «человек в своем отношении к другому человеку стано­вится богом», представляется Кьеркегору не чем  иным,  как   «пустой  болтовней»   (6,   10, 99), а вовсе не религиозной этикой.

Наряду со  свободой,  страданием,  грехом и виной одной из основных экзистенциалист­ских категорий является страх — это  также одна из неотъемлемых всеобщих форм, атри­бутов,   человеческого   существования.   Страх находится в нераздельном единстве с грехом, страданием и свободой. Кьеркегор специально оговаривает, что «страх» в его понимании не следует отождествлять с. «боязнью». Это не боязнь   чего-либо   определенного,   грозящей человеку   опасности.