Книги
Философия
Жизнь по Кьеркегору

Кьеркегор

НАРКОТИЧЕСКАЯ ЭТИКА

   Страх — беспредметное чувство,   владеющее   человеком,   страх  перед «ничем», тревога, беспокойство. «Страх — по определению   Кьеркегора, — есть   отношение свободы к вине» (6, 11—12, 109). Подлинный страх — это страх грешника перед богом. Это не низменное чувство, не животный инстинкт, а признак совершенства человеческой природы: «Тот, кто научился страшиться по-настоящему, тот научился наивысшему» (6, 11—12, 161). Как и страдание, страх — дви­жущая сила религиозного сознания. Он вы­текает из веры и обучает вере. Без страха божьего нет веры, нет религии. «Уничтожьте страшащееся сознание, — говорит Кьеркегор,— и вы можете закрыть церкви и сделать из них танцевальные залы» (6, 4, 221). По­разительно, как совпадает здесь кьеркегоровское понимание психологии религиозного соз­нания с фейербаховским анализом эмоцио­нальных корней религиозной веры! Поистине, крайности сходятся. Фанатический апологет религии подтверждает здесь диагноз, постав­ленный атеистом.

Средоточием страха является страх смер­ти. «Чего больше всего страшится человече­ское существо? По всей вероятности, смер­ти...» (5, Х12, А422). Страх смерти, как тень, сопровождает человека на всем его жизнен­ном пути, Смерть — это не то, чем завер­шается жизнь, а то, что висит над ним, со дня рождения приговоренным к смерти. Жизнь человеческая — это «жизнь к смерти». «Мне представляется, — гласит запись в «Дневнике» за 1837 год,— будто я раб на галере, прикованный к смерти; каждый раз, с каждым движением жизни, звенит цепь, и все блекнет перед лицом смерти — и это происходит каждую минуту» (7, 85). Испо­кон веков страх смерти является излюблен­ной религиозной темой и влиятельнейшим средством воздействия в устах церковных проповедников. Кьеркегор продолжает эту традицию,   стараясь   достичь   максимального психологического   эффекта   увещеваниями   о том,   «что   есть   смерть   и    что она есть для живущего,  как представление о ней должно преобразовать   всю   жизнь   каждого   челове­ка...»   (6,   16,   I,   159).  Все  люди  смертны,  я человек, следовательно, я смертен, неминуемо обречен   на   смерть — как   эхо   звучит   в   его сознании  на каждом  шагу  жизненного пути. Причем смерть для него не отдаленная пер­спектива.  «...В каждое мгновение существует возможность  смерти»   (6,   16,   I,   74).   Неми­нуемость  ее  сочетается  с  неопределенностью смертного часа.  Она скрывается за каждым углом,   непрестанно   угрожает   своей   внезап­ностью.  Это  сочетание  еще  более  обостряет страх смерти, делает его постоянным спутни­ком жизни.

Следуя за Кьеркегором, мы подошли к по­воротному пункту его пессимистических раз­думий.   Если   жизнь   есть   не   что   иное,   как страдание,   страх,   вина,   то   есть   ли   в   ней смысл?  Оправдана ли привязанность к жиз­ни?  Не бессмысленно ли человеческое суще­ствование? Не является ли все время, прове­денное человеком на земле, тратой времени? Ведь  время — это  «злейший  враг  человека». Не  лучше  ли   «убить  время»?   Ведь,  кончая самоубийством,   «я   этим   выстрелом   убиваю время»   (7,   199).   Не   является   ли   в   конце концов вся жизнь пустой и никчемной «дет­ской игрой?» (6, 11—12, 95). Ответ Кьеркегора   на   эти   вопросы   основан   не   на   воле к жизни, не на любви и привязанности к су­ществованию, а на отчуждении от жизни и презрении к существованию. Если жизнь ли­шена   ценностей,   то   не   все   ли   равно,   как  жить? С горькой иронией безнадежности Кьеркегор замечает: «Женись, ты об этом пожалеешь; не женись, ты и об этом пожа­леешь: женишься ли ты или не женишься, ты пожалеешь в том и другом случае... По­весься, ты пожалеешь об этом; не повесься, ты и об этом пожалеешь, в том и другом слу­чае ты пожалеешь об этом. Таково, милости­вые государи, резюме всей жизненной муд­рости...» (6, 1, 41—42). «Величие, познание, слава, дружба, наслаждение и добро — все это лишь ветер и дым, а вернее говоря, все это ничто»,— приводит он стихи Пеллисона как эпиграф к первой части «Либо — либо». «Телесное здоровье, непосредственное хоро­шее самочувствие — гораздо большая опас­ность, чем богатство, власть, слава» (7, 404). Отчуждение от земных благ, пренебреже­ние ко всем конечным, земным интересам — это не безразличие, не равнодушие, а выбор, решение, принятое и проповедуемое Кьеркегором. «Первое истинное выражение отноше­ния к абсолютной цели есть отречение от всего...» (6, 16,