Книги |
Кьеркегор
НАРКОТИЧЕСКАЯ ЭТИКА
Как раз эта, характерная для эстетической стадии, нетерпимость к привычному, повторяемому, этот культ неповторимого мгновения и разлагает изнутри эстетическое мироощущение. По удачному выражению Томпсона (см. 93, 219), донжуанство неизбежно вырождается в гегелевскую «дурную бесконечность». Неповторимость повторяется, и наслаждение все более притупляется, стирается, обесцвечивается, неся в себе пресыщение, неудовлетворенность, разочарование. Эта неудовлетворенность приобретает постоянство, влечет за собой горечь разочарования. Ведь на эстетической стадии человек не владеет собой, неодолимые страсти владеют им. «Эстетическая личность у Кьеркегора запутана в сети страстей, и вместе с тем она недостаточно волевая, чтобы стать хозяином собственной жизни» (41, 262). По словам Кьеркегора, «эпикуреизм зависим от условий, не подчиненных его контролю» (6,2—3,28). Сомнение, рефлексия, скепсис — неизбежные плоды, вырастающие по мере созревания эстетической стадии. «...Счастье, несчастье, судьба, непосредственное воодушевление, разочарование — таков удел эстетического мировоззрения» (6, 16, II, 141). Символом этого, разъедающего эстетическую стадию, сомнения выступает у Кьеркегора искушаемый Мефистофелем доктор Фауст, перед которым во всей остроте встает проблема конечного, преходящего, временного и бесконечного, непреходящего, вечного. Но одолевающее Фауста сомнение не есть еще завершающая фаза эстетической стадии. Ее неминуемое завершение — тоска, безнадежность, беспредельное отчаяние. «Всякое эстетическое жизнепонимание есть отчаяние, и каждый живущий эстетически находится в отчаянии, знает ли он об этом или нет» (6, 2—3, 197). Отчаяние — «смертельная болезнь», одолевающая всякого, живущего на эстетической стадии, неумолимо поражающая и разъедающая его сознание. Символическим образом человека, томимого этой смертельной болезнью, выступает у Кьеркегора Агасфер— «вечный жид», обреченный неумолимой судьбой на нескончаемые скитания, заботы и беспокойство безвыходного существования. Его асессор Вильгельм отстаивает в борьбе против «эстетизма» упрощенную версию категорического императива. В соответствии с требованием Канта он убеждает, что «наша чувственная жизнь должна подчиняться рациональным канонам», направляющим и контролирующим наши чувственные влечения, и сама по себе «не в состоянии породить нравственные обязанности» (91, 693). Как и в характеристике эстетической стадии, этическая стадия демонстрируется на эротическом фоне. Та и другая сопоставляются на примере сексуальных отношений. Если для первой стадии нормой является разнообразие, перемена, непостоянство, то для второй его стадии характерно постоянство, привычка, повторение. Парадигма этического существования — узы брака, супружеская верность. «Брак,— заявляет представитель этой стадии,— я рассматриваю как высшую цель индивидуального человеческого существования» (6, 15, 107). Если для «эстета» Дон-Жуана нет ничего более чуждого, чем основанные на выполнении долга брачные отношения, то концентрированным выражением этического идеала может служить обычай парагвайских иезуитов, которые трезвонили в полночь в колокол, призывая мужей к исполнению супружеского долга (см. 41, 34). Такова этическая альтернатива. Таковы два
противоположных, несовместимых, взаимоисключающих пути: либо — либо. Человек
поставлен перед выбором, определяющим все его мировоззрение, весь образ
жизни. Он |
