Книги
Философия
Жизнь по Кьеркегору
|
Кьеркегор
РАСПЯТИЕ РАЗУМА
Какому бы то ни было доказательству Кьеркегор
противопоставляет веру в бога. Его бытие невозможно доказать, в него надо
верить. «...Вера не есть знание, а акт свободы, выражение воли» (6, 10, 80).
Задача заключается в том, чтобы уверовать, а не убедиться при помощи
логических доводов. Каковым бы ни было понимание вопроса, там, где нет веры,
нет ни бога, ни его бытия. Бог есть только для того, кто преданно, беспрекословно,
безрассудно в него верит. Бытие бога устанавливается не
доказательством, а покорностью, преклонением. Неверие — не результат
непонимания, а следствие непокорности, мятежности, непослушания. И
борьба против него должна вестись не рациональными доводами, а
назиданиями, усмирением. «...Бытие бога утверждают не доказательствами,
а обожанием» (6, 16, II, 256). Не объективность,
а субъективность веры в бога, идущая изнутри, — единственный путь к нему.
Такая субъективность не исключает трансцендентности, а требует,
утверждает ее. Божественная трансцендентность является «следствием
принципа субъективности» (7, 2, 123). Эмоционально-волевое, а не рациональное
начало служит для Кьеркегора как первоисточником, так и гарантом религиозной
веры.
К
пренебрежению традиционной теологией Кьеркегора привело глубокое разочарование
в ней. Основой этого разочарования была неоспоримая истина о невозможности
рационального оправдания религии, о непримиримом антагонизме между верой и
знанием. Вера требовала не доверия к разуму, а его дискредитации,
умаления, принижения. Приходилось выбирать по излюбленной формуле
Кьеркегора: либо — либо. И он без колебаний устраняет разум как помеху,
преграду на пути к безраздельной, фанатической вере. Необходимость
утверждения религии во что бы то ни стало довела его до воинствующего
иррационализма. «Я стремился теперь показать, почему же христианство и
философия не допускают сочетания» — гласит основной принцип его
антифилософии (7, 1, 52). Кьеркегор поставил своей задачей «предельную
иррационализацию христианства» (96, 133). Христианство совершенно непричастно
к сфере рационального познания. Вера не имеет ничего общего со знанием.
Вторжение интеллекта в духовную область неуместно и недопустимо. Здесь он
бессилен. «В то время как разум, подобно отчаявшемуся пассажиру,
тщетно протягивает руки к берегу, вера со всей присущей ей энергией
действует в глубине души, радостно и победоносно душа спасает
вопреки разуму» (6, 16, I, 216). Вторжение
разума в дела веры не только бесполезно, но и вредно: ведь вкушение плода с
древа познания было первородным грехом, со времен Адама и поныне тяготеющим над
всем человечеством. Кьеркегор прямо пишет о «грехе разума» (см. 7, 551).
Стремление к размежеванию с интеллектуальным
подходом ставит Кьеркегора в резкую оппозицию к просветительной философии, к
«просветительной или искусственной глупости», как он выражается в своем «Дневнике»
(7, 638). И не только к философии Просвещения, но к просвещению, как таковому,
ибо, «чем больше образования и знания, тем труднее становиться христианином»
(6, 16, II, 88). С горькой иронией сетует он на
возрастающую рассудочность: «Если бы составлялись статистические таблицы роста
потребления рассудка из поколения в поколение, подобно тому как составляются
таблицы потребления алкоголя, то мы пришли бы в изумление, как возросло его
потребление в наше время...» (6, 17, 72).
Объективный, естественнонаучный
образ мысли, перерастая в научное мировоззрение, губителен для религии. «В том
как раз и состоит обман, когда твердят, будто естествознание ведет к богу»
(7, 242). Оно лишь мешает пониманию Священного писания. В познании природы бога
не найти. «...Вся эта научная лавочка, — как именует естествознание Кьеркегор,
—■ является особенно опасной и разлагающей, когда через нее хотят
проникнуть на территорию духа», заменив религию наукой (цит. по: 58, 284).
Пусть наука знает свое место, не выходит за положенные ей границы
объективного познания вещей и не вторгается в чуждую ей духовную сферу. Она
претендует на познание всего на свете, а между тем «высшей мерой понимания, о
которой может быть речь, было бы понимание того, что оно не может быть понято»
(6, 16, I, 205).
|