Книги
Философия
Жизнь по Кьеркегору

Кьеркегор

РАСПЯТИЕ РАЗУМА

Основная    категория,    образующая    ядро всей философии Кьеркегора,— «вера». Основ­ной   вопрос   философии   приобретает   у   него форму вопроса о соотношении «истины веры» и объективной истины знания. Субъективно-идеалистическая концепция «истины» позво­ляет ему не только распространить на субъек­тивно-мотивированную религиозную веру по­нятие «истины», но и растворить «истину» в «вере»,   той  оси,  вокруг  которой   вращается все его мировоззрение.  «Ясно, — читаем мы запись  в  «Дневнике», — что я дал в своих произведениях более широкое определение ве­ры, которого до сих пор не было» (7, 488). Да и некоторые современные буржуазные фи­лософы полагают, «что философская новизна Кьеркегора состоит в его понятии веры» (68, 286). Причем исходным пунктом определения этого  понятия  служит  для  него  противопо­ставление   веры  знанию,  подход к  вере  как к антизнанию. Можно поэтому сказать, что гносеология,  или  эпистемология,  теория  по­знания, перерождается у Кьеркегора в фидеологию, или пистеологию (от греч. pistis — ве­ра), в теорию верования.

По словам Кьеркегора, «вера, специфичес­ки: определенная,  отлична  от всякого  иного  освоения и имманентности (Innerlichkeit)», причем страсть, характеризующая веру, и рефлексия, характеризующая знание, в том числе и самопознание, «взаимоисключают друг друга» (6, 16, II, 325). Вера есть акт во­ли, свободного выбора, страстного влечения.

Воля к вере имеет для Кьеркегора решаю­щее значение, обусловливая решение при сво­бодном выборе. «Вера не умозаключение (Schlufi), а решение (EntschluB), исключаю­щее всякие сомнения» (6, 10, 81). А всякое решение коренится в субъекте, зависит все­цело от него самого. Впрочем, для Кьеркего­ра решение субъекта, стоящего перед таким выбором, предрешено, он не может не вы­брать веру. Он должен избрать, не может не избрать «выбор, истина которого: здесь и речи быть не может о выборе» (7, 447).

Такое решение есть «качественный ска­чок», «мгновение», переход в иное душевное состояние, отличительная черта которого пре­данность. «...Hie Rhodus hie salta»,— воскли­цает Кьеркегор (7, 248). В это мгновение «человек становится новым сосудом и новым творением».

Решение требует решимости. Оно связано с риском. «Без риска нет веры, чем больше риск, тем больше веры» (6, 16, I, 201). Как не вспомнить, читая все эти страстные, вдох­новенные фидеистические излияния Кьерке­гора, слова Герцена о самовыражении чувств и стремлений, поглощающих личность: там, где нет понимания, «может быть искренность, но не может быть истины» (19, 5). Датский богоискатель мог бы сказать: «Тьмы низких истин   мне   дороже   нас   возвышающий   обман» — фанатический    религиозный    самооб­ман.

Однако в субъективистском фидеизме Кьеркегора есть глубокая трещина, через ко­торую «рыцарь субъективности» тщетно ста­рается проложить мост. Это трещина между свободным волевым самоопределением верую­щего и божественным откровением. Но ко­нечно, для верующего нет ничего невероят­ного. Ему доступно недоступное, для него досягаемо недосягаемое. «Сама вера есть чу­до...» (6, 10, 62).

Здесь обнаруживается еще одно коренное отличие кьеркегорианства от сократизма, от­меченное  самим  Кьеркегором.  Истина   веры приобретается прямо «из рук бога», и подлин­ным   учителем   и   наставником   человека   яв­ляется не кто иной, как сам бог (6, 10, 13). Божественное   откровение,   стало   быть,   а   не субъективное побуждение само по себе — пер­воисточник веры. «...По христианскому пони­манию, истина лежит все же не в субъекте, а является откровением, которое должно быть возвещено»  (7, 325).