Книги |
Кьеркегор
РАСПЯТИЕ РАЗУМАибо это сказал мне мой отец») (7, 313—314), либо вера есть сверхрассудок (Lebzcugung), превосходящий всякие доказательства (см. 7, 251). На философском знамени Кьеркегора начертано: «Надо верить» (7, 451), безоговорочно, бездумно, во что бы то ни стало! Перед нами не «датский Сократ», а датский Тертуллиан. Прав Э. Бруннер, говоря, что «если кто-либо когда-нибудь использовал лозунг credo quia absurdum (верую, ибо это нелепо), то это был Кьеркегор» (40, 310). «Едва ли какой-либо отец церкви,— писал Кьеркегор в своем «Дневнике», — так веско, как Тертуллиан, представил христианство в интересах бога» (7, 516). Речь идет о беспощадном преследователе философствующих еретиков, который восклицал в «De prescriptione hereticorum» (§ 7): «Несчастный Аристотель!.. Прочь со всеми попытками состряпать разношерстное христианство, разбавленное стоицизмом, платонизмом и диалектикой! После Иисуса Христа нам не нужны никакие любопытные диспуты, после благодатного Евангелия — никакие изыскания». С таким же негодованием относился и Кьеркегор к «ереси» гегельягаствующих теологов. Можно ли усомниться в том, что рассуждения Кьеркегора о вере и разуме — это не что иное, как бездонный фидеизм? Можно ли усомниться в фидеизме философа, изрекшего: «Задача не в том, чтобы понять христианство, а в том, чтобы понять, что понять его невозможно. В этом священное дело веры...» (7, 326). А между тем немало религиозных философов не только сомневается в этом, но даже решается это отрицать. Так, например, неотомист Коллинз утверждает, будто точка зрения Кьеркегора «не антилогична и иррациональна, а скорее настаивает на различии между логикой и метафизикой... Логика непричастна и индифферентна к реальному существованию...» (41, 121). Не более того! Однако неотомистский философ Жоливэ (как известно, католическая церковь формально осудила фидеизм, хотя по существу своему и католическая теология, ставящая веру выше знания, также является фидеистической) безоговорочно признает «глубоко фидеистический» характер лютеранской по духу своему мысли Кьеркегора (64, 10J). А воинственный католик Гарелик, решительно осуждая протестантский фидеизм Кьеркегора, даже назвал свою книгу «Антихристианство Кьеркегора». Зато более покладистый неотомист Коллинз на вопрос: «Является ли это примером фидеизма?» — отвечает: «Пожалуй, ответ должен быть отрицательным» (41, 147). Что касается протестантских теологов, то они, как мы увидим в дальнейшем, обычно стараются рассудку вопреки доказать недоказуемое — возможность сочетать фидеизм Кьеркегора с рациональным познанием. Вера для Кьеркегора — чисто субъективное, идущее изнутри эмоционально-волевое отношение к «истине». «Вера — это высшая страсть субъективности» (6, 16, I, 121). Верующий человек — это не мыслящий человек. Картезианское cogito ergo sum (я мыслю, следовательно, я существую) оттесняется credo ergo sum (я верю, следовательно, я существую). В таком понимании истинность тождественна верованию, И это понимание вопреки уверению Кьеркегора радикально отличается от сократовского. По его убеждению, объективное постижение бога лишь свидетельствовало бы о неверии в него, ибо верить в бога следует именно потому, что познать его невозможно. Вера, крайняя субъективность, становится «абсолютной объективностью». И тем не менее Кьеркегор своими действиями опровергает свои собственные взгляды: тем, как он доказывает, он опровергает то, что он доказывает. Его метод — наглядная иллюстрация самоопровержения иррационализма. «Здесь, по-видимому, имеет место коренное и даже фатальное несоответствие между (1) доводом Кьеркегора, что, поскольку вера выше разума, она не допускает и не требует рационального обоснования, и (2) тем фактом, что два его главных философских произведения, особенно «Заключительное ненаучное послесловие», представляют собой рациональное обоснование веры» (47, 93). |