Книги
Философия
Жизнь по Кьеркегору
|
Кьеркегор
КОПЕНГАГЕНСКАЯ АНОМАЛИЯ
В этой диссертации обнаруживается не только тщательное изучение
сократических диалогов Платона, но и знания философии Гегеля, полученные от
университетских преподавателей, датских гегельянцев Хейберга и Мартенсена. Но
в этой диссертации заметно сказывается влияние датских антигегельянцев
Мёллера и Сибберна, Прав знаток литературного наследства Кьеркегора Нильс
Тульструп, утверждая, что уже и в то время Кьеркегор не был гегельянцем (см.
68, 315). Через две недели после разрыва он уезжает в Берлин слушать лекции
Шеллинга. По возвращении домой после четырехмесячного пребывания в Пруссии
начинается новый этап в его жизни — творческое затворничество.
В 1838 году умер отец Серена. Еще ранее
умерли его мать, все сестры и два брата. Остался в живых лишь один старший
брат, будущий епископ. Не случайно критическая статья Кьеркегора о романе X. К. Андерсена озаглавлена «Из бумаг одного пока еще живого».
В наследство от отца ему осталась крупная сумма, более 30 тысяч ригсдалеров в
ценных бумагах, обеспечившая ему не только комфортабельное, расточительное
существование до конца жизни, но и позволившая оплачивать издание всех его
сочинений. Поселившись в просторном доме, обслуживаемый секретарем и слугой,
Серен не отказывал себе ни в хороших сигарах, ни в изысканных винах. Он жил
замкнутой жизнью, в полном одиночестве. «Я живу, — писал он в своем
«Дневнике»,— в своей комнате, как в осаде, не желая никого видеть и постоянно
опасаясь нашествия противника, т. е. какого-нибудь визита, и не желая
выходить» (8, 90). Но каждодневно он выходил на прогулку по улицам
Копенгагена, тощий, очкастый, со своим «верным другом» — зонтом под мышкой, с
широкополым цилиндром на макушке и сигарой в зубах, обмениваясь ироническими
репликами со встречными знакомыми.
Вернувшись домой, в свою
«осажденную крепость», он принимался за работу. За исключением нескольких
месяцев преподавания латинского языка и кратковременных занятий в пасторской
семинарии, Кьеркегор никогда нигде не состоял «на службе». Предназначенный
отцом к пасторской деятельности, он не воспользовался окончанием теологического
факультета. И хотя Кьеркегор на разных этапах своей жизни намеревался стать
сельским священником, он так и не осуществил этого намерения. Не
воспользовался он и возможностью университетской деятельности, открывшейся
ему после получения ученой степени.
Но работоспособность его поистине поразительна!
Его литературная плодовитость неимоверна. Стоя у пульта, он писал и писал,
денно и нощно, при свечах до рассвета. «Поэтому я люблю тебя, тишина духовного
часа, здесь в моей комнате, где никакой шум и никакой человеческий голос не
нарушают бесконечность раздумья и мыслей... Поэтому я люблю тебя, тишь
одиночества» (6, 15, 353—354).
В 1843 году вышло в свет
крупнейшее произведение Кьеркегора — двухтомная этико-эстетическая работа «Либо
— либо» в 838 страниц. За последующие двенадцать лет (до его смерти) щи опубликовано
более шести тысяч печатных страниц (пятнадцать убористых томов Собрания
сочинений), а его рукописное наследство составляет почти десять тысяч страниц
(в том числе «Дневник», начатый им с 1838 года и продолженный до конца жизни),
заполнивших двадцать печатных томов. Это эстетические, этические, религиозные
(88 «Назидательных речей»!), философские произведения. «Датский Сократ», как
любят называть его почитатели, и в этом отношении радикально отличался от
своего древнегреческого прообраза, не написавшего, как известно, ни одной
страницы. Вся жизнь Кьеркегора — своеобразное опьянение литературным
творчеством. Сам он сравнивал себя с Шехерезадой, спасавшей свою жизнь
сказками, т. е. творчеством.
Однако покоя не было. «Либо —
либо» имела успех (в 1849 году вышло второе издание), и Кьеркегор сделался
местной знаменитостью, так как ни для кого не было секретом, кто кроется за
псевдонимом Виктор Эремита и за другими псевдонимами быстро следовавших одна за
другой его новых книг. Но разрыв с Региной Ольсен, в особенности после того как
он получил литературное выражение в «Повторении», «Дневнике обольстителя»,
«Виновен? Не виновен?», вызвал негодование обывателей,
|