Книги
Философия
Жизнь по Кьеркегору

Кьеркегор

ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

Впрочем, в этом отношении у экзистен­циалистов были предшественники, ничего об­щего с экзистенциалистами, казалось бы, не имеющие. Я имею в виду школу неогегельян­цев, которая в этом отношении сближается с кьеркегорианским антигегельянством. В по­вороте современной идеалистической филосо­фии к иррациональному «крайности» сходят­ся. При всей противоположности их отноше­ния к философскому наследию Гегеля сход­ство их состоит в том, что те и другие по сути дела отвергают гегелевскую диалектику: одни, открыто отрицая диалектику как логи­ку, другие — скрыто, путем превращения диалектической логики в ее собственную про­тивоположность, предоставляющую право на жизнь  иррационалистичеокому  алогизму.

Любопытно, что некоторые интерпретато­ры Кьеркегора вопреки самому Кьеркегору пытаются не противопоставить его Гегелю, а сблизить их на почве мнимого гегелевского «иррационализма». Так, например, И. Боген безапелляционно заявляет:  «...Гегель был не менее иррационалист или арационалист,  чем Кьеркегор», и обратно:  «Кьеркегор был «ра­ционалистом»   в   точно   том   же   смысле,   что и   Гегель»   (38,   374).   Вся   разница   между ними, по мнению Богена, «лишь» в том, что «в системе (!) Кьеркегора синтез совершает­ся богом... гегелевский же синтез совершается разумом  и  мыслим  лишь  в  логике  разума. В этом именно пункте их системы расходят­ся» (38, 385). Не менее «убедительны» дово­ды Коллинза в пользу того, что точка зрения Кьеркегора   «не   является   антилогической   и иррациональной». Он, мол, «только» настаи­вает на различии между логикой  и  метафи­зикой,   утверждая,   что   «акт   существования находится вне пределов досягаемости всякой философской дисциплины», что «логика оста­навливается перед реальным существованием и экзистенциальными детерминантами реаль­ного   движения   и   индифферентна   к   ним» (40,    121—122).   Такой   «рационализм»   ни­сколько  не  тревожит  ни  неогегельянцев,   ни кьеркегорианцев,   равно   как   и   таким   образом   трактуемая   «диалектика».   В   годы   ве­личайшего расцвета научной мысли и взле­та   логической   науки,   в   годы   грандиозных научных свершений, открывающих превосхо­дящие всякую фантазию горизонты, буржу­азная  идеология  берет  на  вооружение анти­научную,   алогическую   философию.  И  даже католические  философы,  до  сих  пор  имити­ровавшие  строгую   «логичность»   своего  уче­ния,   в   наши   дни,   «когда   даже...   церкви... пользуются аппаратами для кондиционирова­ния воздуха» (87, 95), проявляют все возрастающее тяготение к осужденному папской энцикликой «Humani generis» (1950 г.) эк­зистенциализму. Это явление, как все реаль­ные противоречия действительности, вполне закономерно.

Социально-психологической основой зако­номерности распространения экзистенциализ­ма является соответствие кьеркегорианокого иррационализма духовному климату эпохи заката капитализма, «сумерек Запада», по выражению Хайдеггера. «Человеческое суще­ствование вполне может стать трагичным во второй половине двадцатого века,— пишет персоналист А. Лессинг в своей статье «Ге­гель и экзистенциализм: о несчастье».— Мы не можем скрыть того факта, что, несмотря на положительные успехи науки, технологии, демократических возможностей и возросшего уровня жизни, большая часть личной жизни остается во власти отчаяния, тоски и особен­но неудовлетворенности. К этим именно усло­виям как раз и обращается философия суще­ствования...» (73, 76 и 61—62). Уже «траги­ческая диалектика» неогегельянца 3. Марка устремляет философию в этом направлении. Экзистенциализм же во всех своих проявле­ниях представляет собой философское выра­жение глубокого духовного кризиса, неиз­бежного в эпоху деградации капиталистиче­ского  общества.  Если  протестантская  теология,  находящаяся  под  влиянием  кьеркегориганства, известна как  «теология кризиса»,  то неокьеркегорианство   в   целом   не   что   иное, как философия кризиса. Она является «выра­жением ситуации, в которой в данный момент находится  разваливающаяся  постройка,   фи­лософией разлома, отсутствия опорного пунк­та,   обусловленного  сокровенными  проблема­ми неуверенности в собственной безопасности... ситуации отчаяния... Это — адекватное выра­жение, раздирающий душу крик человека, на­ходящегося   в   критическом   состоянии»   (53, 396—398). «В болезненности Кьеркегора мы находим,— по  словам  Томпсона, — общечело­веческое»   (93,  45).  Философия  страха,  тре­воги, отчаяния, заброшенности, обреченности, смерти — таковы обычные характеристики эк­зистенциализма,   данные   этому   течению   са­мими  его глашатаями,