Книги
Философия
Жизнь по Кьеркегору

Кьеркегор

ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

  заменяющими  «экзистенциалиями»   и   «пограничными   ситуация­ми»    традиционные   философские   категории и   делающими   их   единственным   предметом своих тягостных рефлексий.

Кьеркегор однажды сравнил себя с чело­веком, живущим на чердаке, который вот-вот рухнет, и знающим об этом. Вот почему в его философии нашли себя люди, живущие в об­ществе, обреченном на слом, люди, «потеряв­шие   всякую   почву   под   ногами»   (82,   274). Беспокойство,   растерянность,   глубокий   пес­симизм,   который   тщетно   пытаются  преодо­леть   несбыточными,   рассеивающимися,   как дым,   иллюзиями,   создают  психологическую атмосферу,    наиболее    благоприятствующую внедрению экзистенциализма в сознание лю­дей.   «Мир  XX   столетия,   охваченный   конвульсиями войн и революций, экономически­ми    и    социальными    кризисами,    не    может больше   узнать   себя    в    философствованиях «Розовой   библиотеки».   Но   он   узнаёт   себя в трагических размышлениях Кьеркегора и в его активном пессимизме» (51, 117). О какой «разумной действительности» в капиталисти­ческом  обществе  может  идти  речь  в  эпоху империалистических  войн,  фашистского  вар­варства, нависшей над человечеством ядерной угрозы? На какой рационализм, какую логи­ку,  какую  закономерность  может полагаться буржуазная   идеология,   если   они   не   только предвещают,  но уже несут  в себе крах всех буржуазных   традиций,   установлений,   всего строя  и  уклада жизни,  всего  того,  без  чего буржуазное существование немыслимо. Лич­ная  патопсихология   «единичного»   стала  ру­пором извивающегося в духовных судорогах безумного, безумного мира. «Кьеркегор, воз­можно,  был  болен,  но  ведь  и  все  мы  тако­вы»,— откровенно признает Ж. Гюсдорф (51, 107).   «Великая   болезнь   нашего   века,— ста­вит диагноз директор службы здоровья Гар­вардского университета доктор Фарнсворт,— это никчемность, уныние и отсутствие смысла и цели в жизни» (цит. по: 26, 51).

Мы приводим суждения и оценки не по­сторонних, не чуждых, враждебных капита­листическому миру людей, а свидетельства изнутри этого мира, признания людей о ми­ре, в котором они живут, интересы, заботы, настроения, треволнения которого — это их интересы и настроения. Мы приводим откро­венные высказывания об обычных, «естест­венных», «нормальных» переживаниях человека, живущего, существующего в уродливом, болезненном мире, где «существовать» — зна­чит непрестанно пробиваться сквозь колючую проволоку неразрешимых противоречий.

Что же удивительного  в  том,  что  экзи­стенциализм оказался в этой среде наиболее созвучной   философией?   Что   удивительного в том,  что Кьеркегор предстал  в этом  мире ясновидящим   прорицателем?   «Разве   харак­теристика   такой   больной   эпохи,   как   наша, не такова, что мыслитель, глубоко погружен­ный   в   свой   внутренний   мир,   подавленный, невротический,  может наконец  найти  дорогу к  сердцам  и  вдохнуть — поразительное  про­тиворечие! — обновление   жизни   уставшему миру».   Этими   словами   заканчивает   Марга­рита  Гримо  свое,  посвященное   «меланхолии Кьеркегора», исследование  (50, 203). Да, он дает   отражение   этой   жизни,   сознание   бес­смысленности   такого   существования,   фило­софское выражение упадочничества,  но «об­новление»  ли?   Экзистенциализм — духовное порождение того самого мира, который неиз­бежно обрекает на бессмысленное существо­вание.  Экзистенциалист,  сознавая  это,  отре­каясь от этого мира, осуждая его, не поры­вает с ним, не восстает против него, не бо­рется за его разрушение, преобразование, за построение иного, нового мира. Он, как Си­зиф у Альбера Камю, сросся со своими стра­даниями, возлюбил их, не может и не хочет с ними расстаться:   это его мир,  его жизнь, его   страдания,   с   которыми   он   неразлучно сжился.

Кьеркегорианство — наиболее яркая, ти­пическая   форма   пандемии   иррационализма, свирепствующей в современной идеалистиче­ской философии, для которой разум стал из­жившим себя методом осмысливания, а науч­ное миропонимание расценивается как архаи­ческий пережиток.

123[4]5